То, что произошло с Сакурабой третьего числа, оставило Исао в состоянии на грани паники. Ощущение нереальности произошедшего вынуждало его раз за разом напоминать себе, что, нет, это ему не приснилось. И да, попытка быть ответственным человеком, взрослым, действительно кончилась чем-то из «Лолиты» Набокова. Он совершенно не понимал, как должен был себя повести с настолько непонятной ему девочкой, как Сакураба Таэко. И тем более не знал, что ему в принципе следует предпринять дальше.

Поэтому, наверное, мариновался во всём этом где-то с неделю.

Пойти к Куро и спросить — как он делал раньше, — не вариант. Тот, учитывая всю его предвзятость, скорее всего избавится от Исао, не взирая на годы дружбы. Он изначально был против того, чтобы Хасакава имел хоть какое-либо отношение к их школе. К детям. В основном, потому что был одним из тех редких людей, которые отчётливо осознавали, через что Исао пришлось пройти и на что тот был способен, как монстр человек.

Каким именно образом он, в итоге, пришёл к мысли о том, что совета можно спросить у не менее странной Нивы Айко… не знал, пожалуй, и сам Исао. Возможно, в нём говорило отчаяние? Хотя бы потому, что эта девица как-то подозрительно завуалированно его избегала. Не совсем — если появлялась необходимость, она присутствовала в одной комнате вместе с ним, когда там была ещё куча людей. Но наедине он как будто бы совершенно её не видел. Знал только, как её зовут, что она ещё не замужем (этот слух почему-то был популярнее прочих), а также то, что ученики её любят все. Практически без исключений.

Именно это было страннее прочего, на его предвзятый взгляд. Ни один человек на памяти Исао, каким бы он лизоблюдом ни был, не ладил СО ВСЕМИ. Это было практически невозможно — люди были многогранными существами. И если угодить большинству ещё можно было, то всегда находилось то самое меньшинство, которое любило  действовать «от противного», даже в отношении своего личного мнения.

В определённый момент, когда Исао был не занят и не спал, в миг расслабленности и лени, он подумал, что она может быть местным дилером. Эти сволочи всегда находили общий язык со всеми. Имели связи и с бедными торчками, едва наскребавшими на дозу, и с богатеями, которые баловались наркотой из-за того, что элитнейшие креветки под соусом из белого вина им откровенно приелись. И если быть откровенным, эта теория имела определённый смысл. Хотя бы потому, что учителя её тоже любили. А те больные люди, которые звались в этой школе «учителями» проявляли симпатию только к тем, с кого они могли поиметь выгоду.

Поэтому у Исао была теория. Нива получала наркотики у какой-нибудь шишки из Древа Мамре — небось ещё и магические какие-нибудь (психоделики, позволяющие смотреть чужие воспоминания в форме снов, например), — продавала их среди учеников и прочего персонала, а прибыль делила между своим карманом и своими «покровителями».

Идеальная теория, не так ли?

По крайней мере, Исао куда легче было поверить в этот вариант, нежели в то, что она просто настолько дружелюбный, хороший человек. Таких не бывает, никогда не было. Исао не сталкивался с подобного рода людьми ни разу в своей жизни…

Ни разу до того судьбоносного вечера в парке, если быть точнее.

Поэтому сейчас, стоя сразу за прикрытой дверью учительской, в которой оставалась только Нива Айко (он проверял), Исао готов был рискнуть поставить всё на то, что она всё-таки… возможно не совсем дилер.

Войдя внутрь, не скрипнув дверью, — его секретный талант, — Исао позвал:

— Эй, Нива?

Без хонорификов — она не заслужила его доверия и уважения, как и все остальные, — без расшаркиваний. Грубо по меркам воспитанных людей. Привычно для самого Исао. Повезло ещё, что он материться через слово кое-как отучился. Спасибо скажите, господин Куратор.

— Нива? — повторил, когда ему не ответили, подойдя ближе к занятой чем-то на своём компьютере женщине, осторожно устроив ладонь на её плече: — Это что, инстаграм?!

Окей, в его голосе прорезались нотки ужаса. Признавать это вслух он, впрочем, обязан не был.

Исао цыкнул, всё ещё с лёгким отвращением глядя в экран её компьютера, какое-то мгновение будто выпав, выключившись, а посему — не замечая того, как Нива дёргается, прячется от него. Его взгляд, пристальный и цепкий, задержался на последней страничке, которую она ему показала — Таэко, м? Он помнил имя, но как-то не особо догадался проверить её в сети. Все эти… штуки были слишком далеки для него. От одного вида сайта, где люди добровольно вываливают все свои секреты, всё своё грязное бельё, вплоть до собственных кровоточащих внутренностей, по его спине бежали мурашки. Отличный способ собирать информацию, возможно. Но при одной мысли о том, что эти люди навсегда оставляют в публичном доступе, Исао крутит где-то внутри. Настойчиво колотится в висках «неправильно», а во рту появляется противный кислый привкус.

— И не противно тебе копаться в чужом мусоре, Нива, — сухо заметил Исао, не выдавая своего дискомфорта. Взгляд, который он перевёл на неё, холодный, но более спокойный. То презрение, которое ярко читалось в нём чуть ранее, растворилось дымкой, оставляя ледяное спокойствие и совсем чуть-чуть — любопытство.

Нива для него — маленькое, запуганное животное. Она оправдывается, когда этого, по его мнению, делать не нужно, и очень сильно напоминает ему о тех временах, о которых ему хотелось бы забыть. Что-то в её манере подавать себя вызывает в его памяти ярко освещённые комнаты и разодетых, но при этом полуобнажённых женщин, которые отказываются смотреть ему прямо в глаза. Прямо как Нива.

Исао, засмотревшись, убрал одну руку за спину, а вторую — в карман белого не застёгнутого врачебного халата. Сжал лежащую там зажигалку до побелевших костяшек, чтобы не сорваться на привычное в таком положении поведение.

Вероятно, мало кому из их общества нужно напоминать себе снова и снова, что перед ними свободный человек, а не…

Прочистив горло, Исао попробовал себя в дружелюбной улыбке. Та вышла кривой и ненастоящей, но Нива ведь учитель, не так ли? Должна ценить усилия прежде, чем результат. Или как там бывает…

— Если тебе хочется что-то спросить — спрашивай. Я не люблю, когда на меня так зыркают.

В его голосе, как ни странно, нет враждебности или угрозы, даже завуалированных. Исао как будто бы констатировал факт. Поставил её в известность. На языке вертелись ещё фразы, более красочно описывающие то, что он раньше с такими людьми делал, но вместо того, чтобы дать свободу мыслям, он развернулся и схватил стул, явно принадлежащий кому-то другому, мирно стоявший за соседним с её рабочим местом столом.

Со скрипом подтащив его поближе, Исао уселся рядом с ней. Не напротив, позволяя ей сохранить мнимое безопасное расстояние и служащий препятствием стол, а совсем близко, практически плечом к плечу. Её дискомфорт был до смешного забавен и, по правде говоря, Исао не хотел давать ей возможность почувствовать себя уютно, расслабленно. В особенности учитывая тот факт, что самого его будущий разговор держал на иголках.

— Все идиоты целы. Кто-то получил мячом по голове на физкультуре, но там нечего было сотрясать. Полежит полчасика и снова будет вить тебе нервы, переживать не стоит.

На волнующий её вопрос Исао ответил легкомысленно, не особенно пытаясь вспомнить имя ученика, оставленного в медпункте. Было заметно, что это не заботит его почти. Правда ли дело было таким незначительным или школьного врача попросту не волновали дети?

— Эта, — ткнув замотанным в пластырь пальцем в фотографию Таэко, всё ещё занимающую половину экрана, Исао снова перевёл взгляд запавших от недосыпа гляз на свою собеседницу: — Расскажи мне о ней. Что-нибудь помимо того, что она тупая как пробка. Это я уже сам выяснил.

В этот раз Исао не сводил со своей коллеги взгляда — подмечал каждое мелкое изменение в её позах, плавное перетекание из испуганной настороженности к привычной фальшивости вплоть до обманчивой угрозы, мягкой как вельвет. Было в этом что-то захватывающее, побуждающее дремавший до этого интерес. Страничка с лицом Таэко на какое-то время отступила на задний план, позволяя Исао с затаённым увлечением следить за новой «игрушкой».

Ни в коем случае он не был психологом, хотя в университете проходил соответствующий курс. Тем не менее, Исао всё ещё оправдано считал себя экспертом, когда дело касалось оценки характера своего собеседника. Это была не прихоть, вызванная любопытством, что обычно приводило обеспеченных детишек на путь психологии или психотерапии — в зависимости от того, насколько близки те были к экстриму.

Исао не был склонен развивать навыки, которые были бы непригодны для выживания в первую очередь. Детство и отрочество, наполненное не самыми… мягко говоря, гладкими отношениями с отцом и его подчинёнными, вынуждали учиться так, чтобы в будущем — не совершать тех ошибок, на которых не просто шишки набил, а полноценные шрамы заработал. Исао умел отличить акулу от змеи, а тигра от кролика. И ни одно из этих животных не было безопасным — ни для него, ни для окружающих.

Даже слабое травоядное по трусости своей способно было нанести существенный вред гордому, чересчур самоуверенному хищнику. Исао старался, очень старался не становиться таким. Раньше у него попросту не было возможности — он был лишь на ступень выше этого самого «травоядного», а посему — доказывал о своей непригодности «в пищу» более приземлёнными, жестокими методами.

Сейчас, будучи инвалидом почти, человеком разбитым более чем полностью, но при этом наделённым невиданными обычным людям силами… Он начал понимать, что определённые вещи проскочили мимо его радара. Люди, которые за годы работы вместе казались уже изученными, пусть и не совсем с близкого расстояния, раскрывались новыми красками. Совершенно непривычное, неправильное чувство, новое для Исао. Как для человека, который привык предупреждать опасность.

К тому же, он знал. Он точно знал, что милая, всегда дружелюбная и готовая оказать помощь Нива-сэнсэй не так проста. Возможно, они не так часто контактировали в школе, но Исао всё ещё был в курсе, на что способна эта «невинная овечка» в другом своём облике. Для него, буквально прошедшего через ад физически, подобные силы казались чем-то… не столько неестественным, сколько неизведанным и в какой-то мере пугающим. Настолько, насколько возможно было заставить Исао… не страшиться, нет. Опасаться.

— Я сторонник разумных решений, Нива, — очевидная ложь соскользнула с его языка с привкусом табака и пепла. Он выудил из кармана белого халата руку с крепко стиснутой в ней зажигалкой и, мельком вспомнив, что в учительской нельзя курить, принялся вертеть её в руках. Ловко, между пальцев, словно это — не маленький металлический коробок, а что-то более опасное. Привычное. Вроде ножа.

Или всё-таки монетки?...

В повисшей между ними тишине, которую он не торопился нарушать снова, было слышно едва заметное гудение её компьютера, а также неоправданно громкое «чирк» каждый раз, когда Исао, закончив круг между всеми пальцами, щёлкал крышкой зажигалки, «раскидывая» её с лёгкостью человека, не по наслышке знакомого с обоюдоострыми предметами.

— Маленькой Таэко не повезло, — он даже не попытался назвать девчонку не по имени. Да, он был грубияном, но такое… пожалуй, могло вызвать подозрение? Недостаточное, чтобы решить, что он с ней сделал что-то, но всё-таки. С каких пор школьный врач обращается к одной из учениц, новых учениц при том, только по имени?

— Я кинул жребий и мне досталась именно она, поэтому Сэйки-сэнсэй, — фамилия Куратора на языке Исао звучала как издёвка. Не потому, что он недолюбливал человека. Скорее уж потому, что к нему тоже он привык обращаться исключительно по имени. Сама Нива, пожалуй, могла не раз слышать это обращение. Да и Куро тоже звал его исключительно как «Исао».

— Сэйки-сэнсэй, — повторил он уже более нормально, просто чтобы проявить уважение к одному из редких людей, которых он звал друзьями: — Не ответственный за то, что выбор пал именно на неё. Сакураба, — да, вот так правильнее.

— Тоже ничего не сделала, в этом-то и вся проблема.

Губы Исао вновь растянулись в подобие улыбки. Он заглянул ей прямо в глаза. Так, как обычно между едва знакомыми людьми не принято. Потому что, опять же, неприлично. Исао как будто бы стирал что-то подобными пренебрежительными действиями, словами. А когда снова проговаривал, чётко, будто по слогам — то, как говорили другие, окружающие его люди, — создавалось впечатление, словно он вновь возводил ограду. Высокую, с колючими шипами, которые царапали его собственное горло.

На дне вечно запавших глаз Исао притаилось не менее опасное понимание. Он ещё не знал, чего конкретно, но...