В последнее время Сакураба плохо спала. Чертовски мало и обрывками, яростно сражаясь за каждый лишний час сна. Если раньше подростковые грёзы были отдушиной, местом отдыха и спасения, то в последнее время сны стали обиталищем тех вопросов, на которые Таэко не желала отвечать. Некогда наполненное красками и звуками, запахами и светом, залитое бесконечными звёздами и неописуемо красивое – сон Кицунэ померк и растерял большую часть своего великолепия. В нём поселилось нечто непостижимое, злое, хтоническое и… Голодное.

Связано ли то было с тем, что в попытках сбежать от сомнений и переживаний Сакураба загоняла всё это вглубь себя, или же с чем-то другим – быть может, виноват тому злой рок или вмешательство чего-то со стороны – девушка не знала, знала одно.

Нужно бежать.

Это повторялось уже не первую ночь подряд. Земля под ногами с грохотом разверзлась, сухой треск некогда единого монолитного камня, твердого и нерушимого, стал причиной падения в зияющую тьмой пустоту. Таэко помнила, что нужно делать дальше – попытаться взлететь, безуспешно, затем – ухватиться за обломок земли и сорваться вниз, чтобы проснуться в холодном поту и уйти на кухню.

Каждый сон Сакураба помнила детально и четко. От начала до конца. Опустившееся небо затянулось свинцом и тошнотворно запахло железом как по расписанию. Рёв умирающей земли и крики людей, которых Таэко знала или которых помнила лишь на подкорке сознания смешивались с агонией несуществующего мира, рушащегося по мановению дирижерской палочки чего-то сильнее, чем просто желание Таэко.

Но рассказа бы этого не было здесь, если бы тревожное сновидение вновь повторилось от начала до конца, если бы всё было так, как оно было до этого. Вдалеке забрезжил тончайший луч света, настолько блеклый и тусклый, что по невнимательности его можно попросту не заметить. Но Таэко уже падала в пропасть, упустив возможность ухватиться за камень. Сколько там на часах? До будильника, наверное, ещё часа три, но Сакураба уже знает, чем займется после пробуждения, которое наступит через несколько минут. Или нет? Падение не закончилось резким открыванием глаз и криком в ночной тишине огромного дома – лиса мягко и совершенно беззвучно приземлилась в тёмном сыром нечто, не имеющем ни названия, ни подходящего сравнения – пустота. Великое «Му», в котором лишь потом зародится жизнь, свет, человечество. Обернувшись, девушка хотела было осмотреться, но, как ни глянь – темнота. Непроглядная и словно бы осязаемая, тяжелая тьма окружала Таэко столь плотно, что даже собственное дыхание терялось. От тишины звенело в ушах – в сравнении с рёвом и воплем крушения грёз было неестественно тихо, и это пугало сильнее, чем самые кошмарные представления потаенных уголков сознания.

Сонм голосов, принадлежащих кузену, родителям, Гин, человеку-в-маске, Каори, и многим другим резко ворвался в темную неизвестность. Осуждение каждого голоса, слова злые и жестокие, звучавшие словно бы с каждой стороны – это вынудило Сакурабу бежать наутёк, лишь бы скрыться. Но голоса продолжали сыпать проклятиями отовсюду – сверху, снизу, позади, впереди, в каждое ухо.

– Хватит! – резко остановившись, волшебная лиса вскинула руку и расколола тьму светом звёзд. Голоса смолкли резко и одновременно, не оставив после себя даже язвительного шепотка Нарихары. Осталась прежняя гнетущая тишина, а улетающая в неведомую даль частичка звёздного сияния провозгласила – тьма бесконечна. Таэко ещё долго наблюдала за тем, как блеск звезды удалялся до тех пор, пока не был поглощён враждебной темнотой. А после того, как ничего не осталось, раздался тихий щелчок где-то за спиной. Дернув ухом, девушка обернулась и прищурилась – глаза уже привыкли к кромешному мраку и столь яркий столб света болезненно бил по восприятию. Окруженное сиянием нечто, напоминающее человека, стояло как неигровой персонаж в любой компьютерной ролевой игре – оно ждало, пока протагонист подойдет и запустит скрипт диалога.

– Эта ночь и сон скоро закончатся. Тебя ждут у подножья великого древа. Иди, добрая охотница, – Сакураба почесала щеку, озадаченно разглядывая оказавшуюся женской фигуру. Хранительница огня. Может, уровень повысить? Хотя нет, для этого у Таэко явно ресурсов не хватит.

– Вообще-то, это говорила Кукла. А ты должна говорить «да осветит пламя твой путь». И где костёр? – плод воображения Таэко не совсем понял, что занудная кицунэ-геймер имела в виду, но кивнула, следом указав нужное Сакурабе направление. Несчастный вид игрового персонажа каждый раз трогал сердце Таэко в ходе её посиделок за консолью или компьютером, и увидеть здесь свою, как это говорится, «вайфу» было скорее неприятно и грустно. Если во сне начинает фигурировать персонаж из игр From Software, значит, того и гляди, в ближайшее время придется терять человечность, отголоски крови, и прочие атрибуты протагониста замечательных расслабляющих игр. Выбора особо не было, а проснуться не удавалось.

Следовательно, нужно идти туда, куда указывает Хранительница.

Шаг за шагом, ступая сквозь темноту, Таэко постепенно вышла к чему-то новому. Мир постепенно обретал форму, вырисовываясь мрачными цветами в монументальное и неописуемое скопление фантасмагорических строений, неведомых архитектуре и законам физики. Но никакого намёка на древо нигде и в помине не было, но знакомое чувство – звёздное – чувство вело Сакурабу сквозь витиеватые улицы громадного неведомого города.

Несколько смен углов спустя – Таэко пришлось идти вверх ногами, преодолевая странные искривления пространства своих фантазий – и наконец что-то мелькнуло на горизонте. Человек. Он стоял у чего-то, напоминающего могильный камень. Понимая нереальность происходящего и просто следуя за советом неигрового персонажа своего сновидения, девушка шагнула вперёд, дабы приблизиться и заговорить с ещё одним «квестовым персонажем», но того и след простыл, словно бы привиделся. Ерунда. Наверное, нужно было идти дальше, но замшелый памятник привлёк внимание Сакурабы – текст на том разобрать было трудной задачей, почти непосильной. Лишь одно слово удалось восстановить – «Звезда».

Нарастающая тревога царапала сердце изнутри, выжигала кислород в лёгких и заливала в ноги расплавленный свинец, мешая идти. Но Таэко не из тех, кто способен опустить руки и убежать, столкнувшись с чем-то непостижимым крохотному человеческому сознанию и жутким настолько, что перехватывает дыхание и привычный ритм сердцебиения забывается, превращаясь в часть плетения сущего кошмара.

– Проблемы следует решать по мере их поступления. Всё равно ко всему не подготовишься, – Сакураба хоть и выглядела напуганной и уже изрядно уставшей, но то ли вид большого представителя кошачьих, то ли собственная слепая вера в чудеса придавала сил и звучала Таэко гораздо более расслабленно и уверенно, чем от неё можно было ожидать в таком состоянии и в подобных декорациях. Пронаблюдав за движением Луны, девушка аккуратно присела на землю, стараясь не тревожить большую кошку – кошачий сон священен и прерывать дрёму животного было большим неуважением по отношению к братьям нашим меньшим. Благо, кошка не особо оказалась заинтересована в Сакурабе.

– Сакураба Таэко, класс 1-2 старшей школы Кусуноки и Звёздная Принцесса, рада знакомству! – девушка расправила юбку на коленях, приветливо и крайне доброжелательно глянув на визитёра её сна. Чего толку бояться, если происходящее всё равно забудется с первым аккордом мелодии будильника? Картины все ещё не научились вылезать из своих рам, стало быть и написанным разумом полотнам суждено остаться в рамках черепной коробки.
Общеизвестный факт – человеческий разум не способен создавать новых людей. Все, кто снятся человеку – это те, кого он раньше видел или слияние нескольких образов. Не без любопытства Сакураба протянула руку к плащу, на котором дивным образом отражалось движение далеких и порой несуществующих, уже погасших или ещё не родившихся, звёзд. Глаза человека, спокойно восседающего у дремлющей кошки, знакомые и вызывают чувство, которое Сакураба регулярно испытывала в школе – желание помочь, спросить, как-то быть рядом. Только Таэко решительно не могла вспомнить, чей взгляд так пронзал до затылка и обезоруживал.

Бескрайняя черная пустота внушает покой. Расписанное звёздами небо возвышает своим видом, унося подростковые переживания и проблемы прочь – что толку думать о том, что на тебя кто-то не смотрит, если там, выше – безграничный поток энергии, взрывы и вспышки, бури и рождение новых небесных тел? Будучи существами юными и незапятнанными тягостями повседневной рутины, создания подобные Таэко видят мир гораздо ярче и привлекательнее, чем он есть: больше красок, звуков, света и тепла. Пока их мечты где-то там, наверху. И поэтому такие сны, как нынешний, вселяют в юное сердце беспокойство, но мимолетное и почти незаметное: сон ведь закончится. Скоро закончится. Скоро всё будет в порядке. Снова.

– Вы похожи на нашего учителя, – мягко улыбнувшись уголками губ, девушка так и продолжила смотреть в небо. – Но, наверное, все хорошие учителя между собой похожи. Или мой разум хочет поговорить с кем-то, кто мне нравится, поэтому создал вас, – Сакураба моргнула пару раз, вытянув ноги вперёд и почти утонув в мягкой шерстке спящего питомца.

– Или вы здесь ради чего-то другого? Если так, то не смею вмешиваться в ваш сценарий и просто последую за ним, – наконец, переведя взгляд на человека в маске – в последнее время в жизни Сакурабы их стало как-то много – девушка чуть нахмурилась. – Только маму верните. Мне не нравится, когда ей больно.

Детская непосредственность и искренность, сравнимая с простотой таких обыденных вещей, как солнечный свет и движение времени сугубо вперёд, обычно обезоруживали окружающих. Таэко была или предельно смелой, или до такой степени наивной, что можно было испугаться – вдруг её слепая вера в лучший исход приведет куда-нибудь, где уже не придется ждать спасения?

«Меня у меня не отнимет никто»
Впереди и позади – целый мир. Огромный неизмеримо, бесконечный и бескрайний мир, шелестящий, вопящий, поющий, мерцающий, сверкающий, сияющий всеми цветами черноты и серости. И недалёк тот день, когда пожелтевшая от душащей тоски книга захлопнется и прозвучит как приговор лишь один вопрос – «и что же теперь?».

У людей есть роли: кто-то наблюдает и записывает хроники, кто-то вершит историю, кто-то поддерживает тех, кто творит мироздание, а кто-то Сакураба Таэко из класса 1-2 старшей школы Кусуноки. У неё не было чернил, чтобы записать события и не было красок, чтобы полотно истории выжечь в людской памяти. У неё не было ничего. Только безмолвный звёздный свет, тяжелый взгляд матери, в котором день ото дня всё отчетливее читалось сожаление. Сожаление неясное и мутное, словно через толщу грязного льда, когда пытаешься всмотреться в тот во время бурана. Сожаление о том, что её дитя не стало таким, как она планировала. Такой взгляд на себе не должен испытать ни один ребенок. Болезненный взгляд, смесь стыда, любви, вины и отвращения. Серые глаза Минако, похожие на замерзшую мутную воду, в которой за слоем материнской нежности и обожания к единственному отпрыску сквозило отчаяние. Отчаяние, что Сакураба Таэко не была тем, что от неё ждали. Минако – сильная женщина. Её настроение часто перескакивает на остальных обитателей дома, и постепенно вокруг семьи помимо мрачных теней тяжелых секретов начала сгущаться мрачная тень разочарования. Разочарования в том, что взгляд зеленых глаз наследницы был устремлён к звёздам и игнорировал всё то, что лежало на одном уровне с людьми. А Таэко днями щебетала о том, как дома хорошо и как сильно она любит маму – и как сильно мама любит её. Конечно, лжи в этом не было: так просто виделось Сакурабе через призму блеска и мерцания дружелюбных огоньков и бликов. А мама уже давно смотрела на всё через толщу мутной воды. Настанет день – и взгляд Таэко тоже помутнеет. Погаснет искра, потухнет костёр. И через заледенелую грязную воду картина мира будет видеться ей такой, какой она должна быть у серьезных и взрослых людей.

– Здорово, – отстраненно и безжизненно произнесла Сакураба. Голос её отдавался эхом бесформенных звуков и нот, сбившихся с доселе жизнерадостного ритма где-то в самых далеких и холодных глубинах мироздания. – Вы можете сказать абсолютно всё что угодно, потому что это сон. Это не будет иметь ровным счётом никакого смысла. Впрочем, слова имеют свойство не иметь ценности и веса не только во снах, но и в жизни в том числе. Я говорю прямо как мама, – Таэко не была холодной и строгой, как мама, не была волевой и собранной, как папа, не была мастером меча, как Гин. Она страдала от ночных кошмаров, несказанных слов и неосознанных чувств, собственного несовершенства и оторванности от других людей. А ещё Сакураба часто смеялась. Даже сейчас. Картинным жестом поправив невидимые очки, как это часто делала Минако, Таэко протянула руку незнакомцу. Что толку бояться, если всё равно через час зазвенит будильник, и большая часть переменчивых образов обратится в пыль, не осев ни в памяти, ни в сердце.

– Мне кажется, что если бы люди говорили менее загадочно и были бы более честны друг с другом, то всё было бы гораздо проще, господин Придающий Форму, – вязкая печаль, опутавшая сердце Сакурабы, таяла и отступала под натиском улыбки через силу. Пока есть возможность хотя бы чуть-чуть приподнять уголки губ – возможно перекроить самый страшный сон обратно, вернуть всё как было. Как должно быть.

Прежде чем отправиться дальше, девушка решила привести обломки сознания к единообразному и гармоничному виду. Проще говоря – перекроить ткань сна таким образом, каким было нужно ей. Таким образом, каким не нужно было видеть ему. Небо зажглось миллиардом разноцветных огней – цветами, которым не было имен в сознании людей, которым не было цифровых кодов и определений, которых не существовало в измерении, где жили простые смертные, ходившие в школу, на работу, в бар перед выходными.

Зажглось, а затем рухнуло, хороня в цветах и блеске всё, что доселе было травмировано, чтобы в сиянии неведомых цветов и красок переродиться в новый мир. Зашелестели волны, вдалеке засмеялись отец вместе с Нарихарой. Родной сон Таэко – побережье, отдаленно напоминающее Аомори, нетронутое ни подростковыми неприятностями и сомнениями, ни горечью потерь некогда близкого кузена и горячо любимой бабушки. Шаловливая солёная волна подступила к ногам путников грёз, вынудив Сакурабу отскочить чуть в сторону и дернуть Придающего Форму на себя. Залитый солнечным светом берег, которому больше ничего не угрожало, успокаивал мятежное сердце одним своим видом, но за искривленным горизонтом лежали новые события. И чтобы к ним успеть, нужно было шагнуть в усатый-хвостатый транспорт.

– Теперь можно идти, – явно довольная тем, как преобразовался сон, девушка шагнула в своенравный транспорт и присела на свободное место у окна, как делала в редкие моменты пользования общественным транспортом. Дорога прошла мимо пейзажей, сотканных из немногочисленных юношеских воспоминаний Сакурабы –  знакомство с совсем юной Гин, переезд из Аомори в Осаку, смерть бабушки, старшая школа, и… Таэко поспешно принялась осматриваться в поисках ручки или веревочки, дабы задернуть шторы и не демонстрировать смазанную картину почти двухнедельной давности, после которой Звёздная Принцесса пребывала в некоторой растерянности. Не придумав ничего лучше, как переключить внимание гостя своих снов на что-то менее деликатное, Сакураба уставилась на мужчину, принявшись болтать ногами на вполне себе комфортном сидении.

– Мы с Асакавой-чан скоро идем гулять! Это наша староста. Она очень хорошая, и у нее мало свободного времени. Я рада, что она смогла выкроить свободный денёк, – прислонившись щекой к стеклу, за которым в отдалении все ещё виделся настойчивый мужской образ, запавший в подростковое сердце, Сакураба свела колени вместе и стиснула юбку в руках с такой силой, словно бы намеревалась порвать ткань. – Мне нравится новый класс. Очень хорошие ребята, мне бы хотелось проводить с ними времени больше, – в улыбке Таэко чувствуется усталость, близкая к истощению. Шутка ли – работающая старшеклассница, да ещё и не на самой обычной работе. А тут ещё и мир защищать… Всё навалилось так резко и сразу.

– Знаете, мне не с кем посоветоваться. С кем-то взрослым. Родители редко бывают в Осаке, да и как-то… Даже не знаю. И учителю не рассказать. Кстати, смотрите, вот она! – хронологический порядок памяти Таэко был нарушен – за окном виднелся первый день в классе, знакомство с новым педагогом и руководителем. Девушка принялась интенсивно махать в окно рукой, словно бы надеясь, что «Нива-сенсей» её увидит. – Это самый классный учитель, который может быть! Если вы правда настоящий, то вы можете, пожалуйста, заглянуть к ней в сон и сделать его самым красивым на свете? – «Нива» заметила старательную ученицу её предмета и махнула рукой в ответ, вызвав в Сакурабе звук, похожий на восторженный писк. Девушка задергала ногами, совсем как ребенок, увидевший за стеклом что-то невероятное.

На волшебных берегах воображаемого детства Таэко наблюдала за отплывающими и приплывающими лодками, кричащими чайками, суетящимися близкими. Наяву шум прибоя достигал её слуха, заставляя верить и видеть жизнь исключительно через призму звёздного блеска и всеобъемлющего счастья, которое никогда не закончится. И даже если Сакурабе не суждено вновь ступить на берега своего разноцветного детства – она унесет его часть с собой, как шум моря и океана остается в ракушке, подобранной в последний день летних каникул. И не просто унесет – попытается приложить раковину к ушам каждого, кто забыл плеск волн своего безмятежного детства.

Отредактировано Sakuraba Taeko (2021-12-13 23:32:36)